Елена Хоринская - Южный Урал, № 6
Д о л г о п о л о в Ф е р а п о н т К о н с т а н т и н о в и ч — инженер-механизатор.
С е р е д к и н К у з ь м а П е т р о в и ч — управляющий отделением совхоза.
С у х о в е р х о в Н и к о д и м В и т а л ь е в и ч — профессор, доктор сельскохозяйственных наук.
П а в е л Т у р о в }
Л и з а М о л о д ц о в а }
П р о х о р М а л я в и н } трактористы.
Н и к о л а й — шофер директора совхоза.
Е р м и л ы ч — сторож.
Рабочие, трактористы и трактористки, комбайнеры, поварихи, подростки
КАРТИНА ПЕРВАЯ
Конец зауральской весны. Степь. Полевой стан тракторной бригады у одинокого березового колка. Слева и справа два спальных тракторных вагончика. В левом вагончике через открытую дверь видна тумбочка, на ней телефон. Впереди самодельный стол и скамейки на врытых в землю столбах. Около берез Николай обтирает легковую автомашину «М-1». Он сильно прихрамывает на левую ногу. Заход солнца. Издали доносится гул работающих тракторов. Две поварихи накрывают стол. К Николаю подходит Ермилыч с берданкой за плечами.
Е р м и л ы ч. Ну, как, Никола!.. Не надоело директора возить?
Н и к о л а й. Нет! Интересно: все видишь и обо всем свое мнение имеешь…
Е р м и л ы ч. Мнение? И на трактор обратно не тянет?..
Н и к о л а й. Еще как тянет-то: весной на трактор, осенью на комбайн. Все бы, кажется, отдал! А вот намедни попробовал на «дизеле» проехать (показывает на левую ногу) — не выжимает!
Е р м и л ы ч. Зато на выдумки горазд, голова, стало быть, варит. А нога пройдет, Никола. Я вот тоже лет шесть тому назад, во время бурана, простыл — три года нога волочилась, а потом ничего — отошла…
Н и к о л а й. С тех пор и сторожишь все?
Е р м и л ы ч. Да… И до чего надоело… Зимой на отделении, а летом здесь сторожу да молодым завидую. Скучища! (Смотрит из-под руки в степь.) Что это? Никак управляющий наш верхом с поля несется? Кузьма Петрович! Уж не беда ли какая стряслась?
(Середкин, взволнованный, сердитый, вбегает и тяжело опускается на скамейку около стола, все вопросительно смотрят на него.)
С е р е д к и н (хватаясь за голову). Зарезали, подвели управляющего… Чуяло мое сердце. Эх, Кузьма, Кузьма, быть тебе опять битым! (Задумывается. Резкий звонок телефона. Середкин вздрагивает и бросается к телефону.)
С е р е д к и н (в трубку). Управляющий отделением Середкин… (Оживляясь.) Здравствуйте, товарищ Долгополов… Дела? Хуже не придумаешь. (Удивленно.) Мне премию за выработку на трактор? (Горько смеется). Какие там премии, товарищ инженер… Меня агроном под суд хочет укатать… Беда! Налетел, как коршун, а у меня Прохор Малявин заовсюженную пустошь без предплужников пахал, а дед Панфил втихаря пшеницу вручную сеял. Скандал! (Кладет трубку на место.) И до чего мне не везет: третий год неурожаи мучают — сушь. В кои-то веки выскочил по выработке на трактор — так нет, опять заминка. Ну что особенного! Ведь дождик должен быть. Имел я право под дождичек рискнуть. (Смотрит на небо. В испуге.) Беда! Угробит меня этот агроном, чувствую. (Что-то вспомнив, срывается с места и бежит через стан в степь.)
Е р м и л ы ч (провожая глазами Середкина). Обратно в степь погнал. (Николаю.) Лаптем щи хлебает наш Кузьма, да и мы вместе с ним.
Н и к о л а й. Неосновательный, легкий человек.
Е р м и л ы ч. Да уж куда легче… Сеем — только гектары считаем, жнем — корешки собираем: деда Панфила слушает — агронома нашел. По Сеньке и шапка! А наш-то орел возьми и нагрянь, как снег на голову…
Н и к о л а й. Огнев? Боевой, как видно, агроном. Это же я его с парторгом и привез.
Е р м и л ы ч. В корень смотрит агроном. У нас ведь как: мягких гектаров много, а хлеба мало. А земля-то, она матушка, старанье любит. Ты к ней волком — она к тебе мачехой. Нет! При товарище Макаре этого баловства не было. Ферапонт Долгополов такие порядки завел. Ученый человек, слышь-ка: два института окончил, за границей был, говорят, шесть лет здесь за агронома и механика работал, а вот поди ж ты…
Н и к о л а й. Ученый, да не той науке, как видно.
Е р м и л ы ч (испуганно). Не той! Так их сколько наук-то?
Н и к о л а й (твердо). Две! Одна настоящая — наша, а другая фальшивая — из-за океана.
Е р м и л ы ч (в смятении). Из-за океана? Это, значит, чтобы помешать нам? Счастье-то наше им, стало быть, поперек горла костью встряло! (Немного подумав.) А… а не думаешь ты, Никола, что Ферапонт этот подведет нас?..
Н и к о л а й. Долгополов-то? Не пойму я его никак… Искры в нем нет, по-моему, настоящей!
Е р м и л ы ч. Искры?
Н и к о л а й. Ну сам посуди: изобрел я с кузнецами стогомет тракторный, сделали его в кузне. Идет, но на поворотах ломается: из утиля ж смастерили. Говорю инженеру: «Помогите, вещь нужная… Косим мы, мол, сено тракторными сенокосилками, а убираем на волах и вручную… Сколько добра гноим!» — А он: «Фантазии, говорит, глупости, пусть институты изобретают, а нам некогда».
Е р м и л ы ч. А ты бы к директору, к Алексею Ивановичу…
Н и к о л а й. Некогда ему. Подумываю я товарищу Макару написать. Хорошо о нем народ говорит… Я-то его не помню.
Е р м и л ы ч. Товарища Макара? Ты еще пацаном тогда был… Вот человек — огонь, сила. Из наших трактористов, здешний. Три года здесь директорствовал, а потом и пошел, и пошел в гору… Сначала в райком взяли первым, потом в другой, бо́льший район перевели, а теперь — секретарь обкома! Вот ужо доберется он до нас…
Н и к о л а й. Вот бы приехал!..
Е р м и л ы ч. К новому агроному со стогометом подайся… Раз он землю хочет прибрать к рукам, по-хозяйски — ему эта механика вот как нужна!
Н и к о л а й. И то правда. Сделаю модель — к нему понесу. (Таинственно.) А сегодня хочу бригаду обрадовать. (Достает из кабины аккумулятор с переносными лампочками на подставках.) Сам сделал. Светить можно и на полевом стане, и в лесу, где угодно… Зарядка на четыре часа, а потом опять можно зарядить от трактора. (Оглянувшись, включает и выключает лампочки).
Е р м и л ы ч (в восхищении). Ну и голова у тебя, Никола, ну и руки — золотые… Ведь это же какое удобство в отдаленности!
Н и к о л а й (прячет агрегат в кабину). Сойдется смена на ужин — зажжем! Люблю, когда люди радуются, поют, пляшут; газеты и книжки после ужина можно читать… Только ты, Ермилыч, пока… молчок.
Е р м и л ы ч (смотрит куда-то вдаль). Сколько в народе смекалки этой? Собрать бы ее всю да в дело… Эх-ма, соколики мои! (Слышен гонг).
Н и к о л а й (волнуясь). Слышишь, дневная смена кончилась. Сейчас придут.
(Подходят с поля люди. Они поют:
Солнце село. В небе чистом
Зорька алая зажглась.
Нажимайте, трактористы,
И над ночью наша власть.
Торопись, ночная смена,
Заводи моторы все.
К вам придем на пересмену
Мы по утренней росе.)
С л ы ш н ы р а з г о в о р ы: — Комсорг-то наш, Лиза Молодцова, слыхали? Павла Турова сегодня догнала и по выработке и по качеству. Сам Самохин флажки нацепил обоим! — А Прохор какой номер выкинул!
Входит Лиза, ее догоняет Павел.
П а в е л. Поздравляю, Лиза. (Берет обе ее руки в свои.)
Л и з а (смущаясь, пытается высвободить свои руки). И я тебя поздравляю…
П а в е л (любуясь Лизой). В борозде, когда ты меня догоняла по выработке, я злился, жал во всю, а сейчас рад, что мы рядом. А ты?
Л и з а. А мне все кажется: время несется быстро, а я ползу медленно. Скажи, у тебя за рулем не бывает такого чувства?
П а в е л. За рулем я жаден, Лиза… Я все думаю: «Эй, Павел, смотри в оба, не упускай счастья из рук. Видишь, как оно бежит за плугом — еще корявое и сырое. Но подожди — какие здесь сады зацветут, какие хлеба поднимутся!» И кажется мне иногда: машина уже не коптит, вместо дизельного бака установлен на ней сверхмощный аккумулятор и вся она чистая, строгая, электрическая. А рядом на такой же машине — светлая, сияющая, как сейчас, мчишься ты, Лиза! И так мне хорошо, так радостно рядом с тобой.
Л и з а (отстраняясь). Павел, об этом не надо…
П а в е л (горячо). Лиза! Почему ты избегаешь меня? Нам надо объясниться…
Л и з а (совсем смущаясь). Хорошо, только после…
(Справа вваливается шумная ватага трактористов и трактористок. Последним, переваливаясь, идет большой, медлительный и степенный Прохор Малявин. Лиза подходит к Малявину.)
